поговорите по этому делу с тов. Хрущевым или еще с кем-нибудь. Мы к вам так откровенно обращаемся, так как мы вас считаем близким любимым человеком, как вы есть наш депутат, как нашему избраннику. Это мероприятие безусловно кроме пользы вреда не принесет и для государства, и для нас, и для них. Просим не отказать в нашей просьбе.
Группа рабочих Уралмашзавода79.
Долгожданная амнистия была проведена не по случаю 70-й годовщины Сталина, а три недели спустя после его смерти. Из 1 200 ООО заключенных, освобожденных из Гулага по амнистии 27 марта 1953 года, абсолютное большинство составляли осужденные по указам от 4 июня 1947 года80. Месяцем позже специальная комиссия при Верховном Совете СССР и Совете Национальностей81 предложила серию поправок к Уголовному кодексу, среди которых были такие как повышение возраста, с которого начинается уголовная ответственность, до 16 лет, отмена уголовного наказания за прогулы и «нарушение паспортного законодательства». Что касается указов от 4 июня 1947 года, комиссия заняла сдержанную позицию, ограничившись констатацией того факта, что судьи часто выносили непомерно суровые приговоры за мелкие кражи, совершенные впервые. Никакого конкретного предложения внесено не было, если не считать снижение максимальной планки наказания с 25 лет до 10—1582. 22 августа 1953 года министр юстиции, генеральный прокурор, председатель Верховного Совета и министр внутренних дел направили, наконец, совместную просьбу Хрущеву и Маленкову об отмене уголовной ответственности за мелкое хищение83. Эта мера была введена Указом Президиума Верховного Совета от 10 января 1955 года84. Отмены указов от 4 июня 1947 года, потребовалось ждать до принятия нового Уголовного кодекса в 1960 году. Тем временем судьям рекомендовали прибегать к статьям 51 и 53 уголовного кодекса, позволявшим выносить наказания ниже предусмотренных законом или условные приговоры.
В январе 1956 года накануне XX съезда министерство юстиции, Верховный суд и президиум Верховного Совета подготовили массу докладов о политике в области уголовного права, проводившейся с конца 30-х годов85. В них без обиняков признавался «слишком высокий уровень» наказаний, особенно по указам от 4 июня 1947 года. «Ужесточение наказаний и высокий уровень репрессий не повлекли за собой ни малейшего уменьшения преступности», — приходили
381
к выводу в одном из докладов Верховного Совета. Знаменательное признание! Из этих докладов следовал важный вывод: основным источником, пополнявшим население Гулага в сталинский период, была именно криминализация мелких правонарушений: хищений с предприятий, «хулиганство», «спекуляции»86 и нарушений бесчисленных административных положений, а не репрессии, проводимые органами безопасности против «оппозиционеров», реальных или воображаемых. Этот вывод особенно справедлив для послевоенных лет87. В своем «секретном докладе» на XX съезде Н. Хрущев не вспоминал об этом аспекте сталинских репрессий, сделав акцент лишь на политических репрессиях по отношению к партийным элитам, полностью обходя молчанием массовые террористические операции, направленные в первую очередь против «социально-опасных элементов», упомянутые в контексте ежовщины 1937-1938 годов, хотя эти последние составляли абсолютное большинство жертв «Большого террора»88. При ставшем ныне возможным воссоздании картины репрессивной политики сталинизма необходимо подчеркнуть центральное место самого сурового в Европе с начала XIX века законодательстве о хищениях и кражах.
Примечания
1. ГА РФ. 7523/89/4408/20-30.
2. Там же. 7523/89/4408/20-21.
3. Там же. 7523/89/4408/30.
4. Из них около 1 400 000 человек обычными судами и 100 000 — особыми, т. н. «линейными судами» на транспорте, выносящими приговор за кражи, совершенные железнодорожниками (ГА РФ. 9492/6/14/14-15; 7523/89/4408/29).
5. ГА РФ. 9492/6/14/20.
6. Там же. 9492/6/14/30.
7. Записка Л. Берия в Президиум ЦК о проекте амнистии (26 марта 1953 года) в: Лаврентий Берия. 1953. Документы. М.: «Международный фонд «Демократия», 1999. С. 19-21.
8. См.: письма Сталина Кагановичу, отправленные летом 1932 года и приведенные в: Cohen Y. Des lettres comme action: Staline au debut des annees 1930 vu depuis le fonds Kaganovic // Cahiers du monde russe. Vol. 38. № 3, juillet-septembre 1997. P. 307-346.
9. Сталин и Каганович, Переписка, 1931-1936. М.: РОССПЭН, 2001. С. 241.
10. Solomon P. Soviet Criminal Justice under Stalin. Cambridge: Cambridge University Press, 1996, особенно глава XII. P. 405-445.
382
11. Ibid. Р. 430-432.
12. На 1 января 1947 года в ИТЛ, колониях и тюрьмах было зарегистрировано 1 996 641 заключенных; на 1 января 1948 года — 2 449 626; на 1 января 1949 года - 2 587 732; на 1 января 1950 года - 2 760 095. См.: Население России в XX веке. М: РОССПЭН, 2001. С. 183.
13. Зима В. Ф. Голод в СССР 1946-1947 годов: происхождение и последствия. М, 1996. С. 12-18.
14. РГАСПИ. 17/3/1061/12-16.
15. Записка Сталина Жданову, Берия, Патоличеву и Косыгину от 15 сентября 1946 года. Сталин в ней рассматривает 9 вопросов, которые чаще всего задают «активисты» и приводит ответы, которые надлежит давать. Вопрос 2: Повысятся ли цены на картофель и овощи? Ответ: повышение цен на картофель и овощи не предусмотрено. [...] Вопрос 7: Повысятся ли цены на сельскохозяйственную продукцию, поставляемую колхозами государству? Ответ: цены на сельскохозяйственную продукцию, поставляемую колхозами государству в рамках обязательных поставок, повышаться не будут // ГА РФ. 5446/59/25/127-129.
16. РГАСПИ. 558/11/765/116-118. Государственные запасы с 10 млн тонн в январе 1946 года сократились до 6 млн. тонн в июле 1946 года. Отметим, тем не менее, что в 1940 году, в условиях гораздо более драматичной международной обстановки резервы, считавшиеся «удовлетворительными», не превышали 4,3 млн. тонн. См.: Попов В. П. Экономическая политика советского государства, 1946-1953. М.-Тамбов, 2000. С. 170.
17. Пайковые нормы для «иждивенцев», остававшихся в списках, были снижены до 250 г хлеба в день; для детей — до 300 г (РГАСПИ. 17/163/1490/204-209).
18. См., например, доклад КПК при ЦК ВКП(б), «О настроениях и высказываниях населения в связи с Постановлением СМ СССР и ЦК ВКП(б) «Об экономии в расходовании хлеба» от 2 октября 1946 года в: Советская жизнь, 1945-1953, Е. Ю. Зубкова, Л. П. Кошелева и др. (ред.). Цит. соч. С. 145-149.
19. Там же. С. 146.
20. Там же. С. 147.
21. ГА РФ. 5446/1/281/290-294; Зима В. Ф. Цит.соч. С. 99.
22. РГАСПИ. 83/1/13/89-99.
23. Попов В. Я, Цит. соч. С. 166.
24. Зима В. Ф. Цит. соч. С. 29.
25. Там же. С. 65-75.
26. Там же. С. 75-79.
27. ГА РФ. 9401/2/139/507-508.
28. Зима В.Ф. Цит. соч. С. 104.
29. ГА РФ. 5446/48а/1614/98-102.
30. Там же. 7523/89/4408/134.
31. РГАСПИ. 171/122/289/8. Согласно этому докладу, масштаб краж на текстильных предприятиях Ивановской области достигал 180 тысяч метров ткани, стоимостью 753 тысячи рублей.
383
32. РГАСПИ. 17/122/289/9.
33. Там же. 17/122/289/3.
34. Советская жизнь, 1945-1953, цит. соч., с. 194-201.
35. О количестве оружия, находящегося в обращении, см., например, доклад министра внутренних дел С. Круглова от 4 февраля 1948 года. Только в 1947 году милицией были конфискованы сотни тысяч единиц огнестрельного оружия (в том числе тысячи автоматов и пулеметов) // ГА РФ. 9401/2/199/184-189.
36. Зубкова Е. Ю. Послевоенное советское общество. Политика и повседневность, 1945-1953. М.: РОССПЭН, 2000. С. 89-92.
37. Solomon P. Op. cit. Р. 140.
38. Зима В. Ф. Цит. соч. С. 100.
39. Solomon P. Op. cit. Р. 411.
40. Ibid. Р. 412-413.
41. ГА РФ. 9401/2/170; 9401/2/171; 9401/2/199.
42. РГАСПИ. 17/122/289/22.
43. В письме, отправленном в день опубликования указа, генеральный прокурор СССР Горшенин предлагал секретарю ЦК Кузнецову информировать население об ужесточении санкций за хищения с предприятий, публикуя в прессе сообщения о приговорах, вынесенных несунам. С 9 июня газеты (центральные и областные) начали публиковать специальную рубрику, которая должна была служить «предупреждением всем любителям легкой наживы».
44. ГА РФ. 9401/2/170/185-188.
45. Судебную статистику интерпретировать особенно сложно. Действительно, к имеющимся данным необходимо прибавить «неучтенные», соответствующие делам, переносившимся с одного года на другой. Статистику министерства юстиции и прокуратуры должна дополнить статистика многочисленных особых судебных органов (т. н. «линейные суды» на транспорте, военные трибуналы), действительная для одних часть 1947 года, для других до весны 1948 года. Согласно Питеру Соломону (op. cit. Р. 435) в 1947 году 387 697 человек были осуждены за хищение «государственного имущества», и 246 512 — за кражу «личной собственности». Эти данные не включают в себя ни коэффициент «неучтенных» дел (около 10 %), ни десятки тысяч осужденных за кражу судами особой юрисдикции. В отчете о применении указов от 4 июня 1947 года, отправленном 5 июня 1950 года Сталину министром юстиции Горшениным, сообщается о 508 600 приговорах за хищение «государственного имущества» в 1947 году и о 254 000 приговорах по делам о кражах «личной собственности» // ГА РФ. 5446/86а/8073/12-13.
46. Там же.
47. В 1949 году 234 тысячи приговоров за хищение «государственного имущества»; 89 тысяч за кражу «личной собственности»; в 1950 году 202 тысячи приговоров за хищение «государственного имущества», 68 тысяч за кражу «личной собственности».
384
48. Помимо этого, в уже упомянутом докладе (примечание 44) Горшенин показал, что во втором полугодии 1947 года менее 41 тысячи человек — около 10 % всех осужденных за кражу в этот период — были осуждены по параграфам 2 и 4 этого закона (повторная кража, совершенная группой лиц или в крупных размерах). 90 % осужденным вменялись в вину параграфы 1 и 3 (первое нарушение закона, кража, совершенная одним лицом и мелкая кража).
49. Filtzer D. Soviet Workers and Late Stalinism. Cambridge: Cambridge University Press, 2002. P. 29.
50. Доля служащих в общем количестве осужденных за хищения выросла с 17 % (второе полугодие 1947 года) до 31 % (1948) и 36 % в 1950 году // ГА РФ. 9492/6/14/14,24.
51. ГА РФ. 5446/86а/8073/12-13.
52. Цугин Л. Неизвестный Гулаг. М., 1999. С. 37. По данным администрации пенитенциарных органов в 1947 году в Гулаге было зафиксировано 1 490 959 поступивших и 1 012 967 выбывших.
53. ГА РФ. 9414/330/55; 9414/1/1155/1-3; 9414/1/1190/1-34.
54. Там же. 9492/6/14/20.
55. Там же. 9492/6/14/26.
56. См. например, выдержку из приговора народного суда Суздальского района (Владимирская область) от 10 октября 1947 года: «Н. А. и Б. С, несовершеннолетние в возрасте 15 и 16 лет, охранявшие ночью колхозных лошадей, были пойманы с поличным при воровстве трех огурцов в колхозном огороде [...] Приговорить Н. А. и Б. С. к восьми годам лишения свободы в трудовой колонии общего режима» (цит. по: Попов В. И Государственный террор в СССР // Отечественные архивы. 1992. № .2. С. 27).
57. Советская жизнь, 1945-1953. Цит. соч. С. 444-445.
58. Там же. С. 446-448.
59. РГАСПИ. 17/116/325/2.
60. Solomon P. Op. cit. Р. 443.
61. ГА РФ. 9492/6/14/26.
62. 37 500 приговоров в 1948 году против 90 000 в 1947 году // ГА РФ. 9492/6/14/26.
63. К концу 1948 года 22 815 детей младше четырех лет содержались в детдомах Гулага, в котором находилось в заключении около 503 тысяч женщин.
64. ГА РФ. 7523s/65/346/l-7.
65. Там же. 7523s/65/346/9-lla.
66. Там же. 7523s/65/346/14-17. Питер Соломон (op. cit. Р. 440-444) цитирует другое письмо по тому же поводу, отправленное 5 августа 1948 года Шверником Сталину и Политбюро.
67. ГА РФ. 9474/16/368/91-93. Питер Соломон (op. cit. Р. 441) сообщает об еще одном, написанном в том же ключе, обращении этих трех руководителей к Маленкову в октябре 1950 года.
68. К 20 января 1950 года, согласно докладу, составленному замминистра внутренних дел Чернышевым, этой мерой воспользовались 55 657 женщин
385
(11 107 беременных, 15 990 имеющих в лагере малолетних детей и 28 560, оставивших на свободе детей младше 10 лет) // ГА РФ. 7523/65/366/2.
69. Solomon P. Op. cit. Р. 442.
70. Ibid. Р. 439, 430.
71. Указом от 26 июня 1940 года прогул (опоздание свыше двадцати минут приравнивалось к прогулу) карался «исправительными работами без лишения свободы» с удержанием 25 % из зарплаты. За самовольное оставление рабочего места карали 2-4 месяцами тюрьмы. Закон от 26 декабря 1941 года, принятый в условиях войны, был гораздо более суровым. Он предусматривал 5-8 лет лагерей за любой самовольный уход с оборонного предприятия. Такой уход приравнивался к «дезертирству», дела о котором рассматривали военные трибуналы. Этот закон действовал до мая 1948 года.
72. РГАСПИ. 17/88/996/16-17.
73. Из 333 тысяч покинувших предприятие в 1947 году около 54 тысяч (или каждый шестой) были пойманы и наказаны (см.: Filtzer D. Op. cit. P. 167).
74. Зубкова E. Ю. Послевоенное советское... Цит. соч. С. 174-176.
75. ГА РФ. 7523/65/592/12,26. Для 1949 года эти показатели составляют соответственно 42 100 и 21 300 человек; для 1950 года — 36 300 и 20 700.
76. Эти массивы писем (точный учет которых, насколько я знаю, не велся), в том, что касается послевоенных лет, практически не исследованные, хранятся и в личных фондах руководителей (К. Ворошилов, РГАСПИ. фонд 74, А. Андреев, РГАСПИ. фонд 73, А. Жданов, РГАСПИ. фонд 77, И. Сталин, РГАСПИ. фонд 558), а также в фондах руководимых ими организаций. В этом отношении особенно богат фонд Совета министров (ГА РФ. 5546).
77. В России в последние годы было опубликовано множество сборников «писем во власть». Особый интерес представляют публикации: Письма во власть, 1917-1927. А. Лившин, Б. Орлов (ред.). М.: РОССПЭН, 1998. Они же: Письма во власть, 1928-1939. М., РОССПЭН, 2001. См. также замечательное исследование Nerard F.-X. 5 % de verite. La denonciation dans l'URSS de Staline. Paris: Tallandier, 2004.
78. ГА РФ. 5446/52/5/90-91.
79. Там же. 5446/54/73/77-78. Цит. по: Советская жизнь 1945-1953. Цит. соч. С. 448-449.
80. Об этой амнистии см.: Werth N. Lamnistie du 27 mars 1953: la premiere grande sorite du Goulag // Communisme. Op. cit. P. 448-449.
81. Эта комиссия, учрежденная 28 марта 1953 года, состояла из высших должностных лиц министерства юстиции, прокуратуры, военной прокуратуры. См.: Реабилитация: как это было. М.: Фонд Демократия, 2000. С. 27-35.
82. Там же. С. 32 (Доклад специальной комиссии..., 28 апреля 1953).
83. Solomon P. Op. cit. Р. 443.
84. Этим указом предуматривались за «мелкие хищения государственной собственности» от шести месяцев до года исправительных работ с удержанием из зарплаты или лишение свободы на срок не свыше трех месяцев.
386
85. ГА РФ. 7523/89/4408. Для ознакомления с этими докладами см.: Верт Н. История «проекта секретного доклада». Цит. соч.
86. То есть незаконная продажа или перепродажа товаров, в основном, дефицитных, в системе, которая за редкими исключениями, запрещала частную торговлю.
87. В 1946-1947 годах около полумиллиона человек были осуждены органами внесудебной расправы. В эти же годы более двух миллионов человек, большая часть которых соверщила мелкие кражи, подпало под действие указов от 4 июня 1947 года.
88. См. статью «Переосмысление "Большого террора"» в данном сборнике.
ГЛАВА 18
Массовые освобождения заключенных Гулага
и конец «спецпоселений»: социально-политические
ставки «оттепели» (1953-1957)*
Массовые освобождения заключенных Гулага и ссыльных являлись одним из наиболее ярких — и чреватых последствиями для миллионов людей — аспектов того, что назвали «оттепелью», явления, которое долго анализировали, в основном под идеологическим и культурным углом. А ведь годы «оттепели» были также — и прежде всего — годами возвращения амнистированных зеков и устранения разного рода ограничений для миллионов ссыльных, прикрепленных к месту жительства со статусом спецпоселенцев.
За несколько лет (1953-1956) Гулаг сократился на две трети. Что касается системы «спецпоселений», ее хоть и не упразднили полностью (это произойдет только в 1960 году), она утратила свое прежнее значение, начиная с того момента, когда 90 % «спецпоселенцев» вновь обрели свои права, если не имущество.
Этот процесс, начавшийся со смертью Сталина, не был прямолинейным и вписывался в сложную политическую динамику борьбы за власть, демонстрируя всю противоречивость этого этапа выхода из сталинизма. Особые условия освобождения миллионов заключенных и ссыльных, когда спешка переплеталась с произволом, вызвали противоречивую реакцию общества: «Большой страх» лета 1953 года, массовые восстания в некоторых лагерях, обойденных амнистией, лавина просьб о пересмотре дела. Эта, очевидно, неожиданная, реакция часто заставала врасплох судебные власти и бюрократический аппарат, перегруженный такого рода делами. Наконец, массовое возвращение заключенных и ссыльных привело к выходу на поверхность глубоко скрытых во время сталинского «ледникового периода» про
388
тиворечий. В этом смысле оно было настоящим индикатором социально-политического состояния страны, в которой за одно поколение каждый шестой взрослый отсидел или был сослан.
Если массовые освобождения заключенных начались только после смерти Сталина, то вопрос становящегося все более сложным управления разросшимся Гулагом, который на начало 1953 года насчитывал около 2 500 ООО заключенных и 2 800 ООО «спецпоселенцев», регулярно поднимался руководством МВД и МГБ с начала 50-х годов. К этому времени Гулаг переживал двойной кризис: система больше не могла ни навести порядка в лагерях, ни обеспечить их экономическую рентабельность. К такому выводу пришли в конце 1951 — начале 1952 годов комиссии, направлявшиеся в основные лагеря министром внутренних дел генералом Кругловым1. «Особые лагеря», куда с 1948 года переводились наиболее опасные, «контрре-волюционые», элементы, под влиянием украинского и прибалтийского националистического подполья стали настоящими очагами неподчинения и даже сопротивления2. В обычных лагерях дисциплину подрывали другие проблемы, связанные, в первую очередь, с противостоянием враждующих группировок заключенных: «воры в законе» — те, кто отказывался работать, чтобы не идти против «понятий» — конфликтовали с «суками» — теми, кто подчинялся лагерному режиму. В 1951-1952 годах многие миллионы трудодней были по официальным данным потеряны из-за «отказа заключенных от выхода на работу». Все большие стройки конца сталинской эпохи, широко использовавшие труд заключенных (строительство Куйбышевской и Сталинградской ГЭС, канала в Туркменистане, Волго-Донского канала), шли с отставанием от графика. В этой ситуации начальству крупных лагерей рекомендовали ускорять досрочные освобождения3 при условии, что освобожденные заключенные до истечения их срока (оставаясь прикрепленными к месту жительства) будут работать на стройках и месторождениях Сибири и Крайнего Севера, испытывавших постоянную нехватку рабочих рук. Для государства расходы на содержание и надзор над заключенным (напомним, что на начало 50-х годов в Гулаге насчитывалось около 300 000 сотрудников, или один на девять заключенных) были выше, чем смехотворная зарплата «вольного» работника. В 1951 году С. Мамулов, один из заместителей министра внутренних дел, близкий Л. Берии, предложил радикальную реформу системы концлагерей, которая должна была осуществляться следующим образом: 75 % заключенных (или 1 800 000 человек) освобождались, прикреплялись к месту жительства со статусом «спецпоселенца» и набирались на государственные
389
комбинаты, занимающиеся разработкой природных ископаемых в отдаленных районах страны, комбинаты, которые до тех пор использовали принудительный труд заключенных. Эта мера, считал С. Ма-мулов, позволит сэкономить государству более 8 миллиардов рублей расходов на содержание заключенных и позволит «лучше контролировать тех, кто действительно представляет опасность». Освобождать должны были по-преимуществу заключенных, осужденных на длительные сроки за хищения и кражи4 по самому суровому в Европе с начала XIX века закону об охране собственности. Только эти заключенные — в основном «простой народ» из деревень и городов, вынужденный воровать, чтобы выжить — составляли более половины заключенных Гулага5. В Гулаге оставались лишь осужденные за насильственные преступления и «политические».
После долгих дискуссий в министерстве внутренних дел и в администрации Гулага план С. Мамуловабыл отвергнут под предлогом того, что его осуществление вызовет многочисленные проблемы как в экономическом плане (необходимость менять всю организацию труда на предприятиях, использующих бесплатную рабочую силу), так и в правовом (необходимость менять Уголовный кодекс), хотя последнее возражение было по меньшей мере неожиданным в тоталитарном государстве, в котором никогда не уважались правовые нормы6!
Кризис Гулага и неудачные попытки «разгрузить» систему лагерей проливают новый свет на амнистию, проведенную 27 марта 1953 года спустя три недели после смерти Сталина. Для Берии, инициатора этого мероприятия, в результате которого в течение нескольких месяцев был освобожден миллион двести тысяч человек, амнистия была необходимым этапом на пути перестройки Гулага, Гулага перенаселенного, раздутого и все менее и менее «рентабельного». Эта мера, ставшая возможной благодаря смерти диктатора, вписывалась в многолетние попытки осуществления необходимых изменений в лагерной системе.
26 марта 1953 года Л. Берия направил в президиум ЦК объемную записку, в которой он приводил аргументы в пользу масштабной амнистии, назначенной на следующий день. По данным Берии, из 2 526 402 лиц, содержащихся в исправительно-трудовых лагерях, колониях и тюрьмах, только 221 435 человек являлись «особо опасными государственными преступниками7». Гулаг был переполнен «осужденными за преступления, не представляющие серьезной опасности для общества». Основную массу составляли осужденные на срок до пяти лет за «преступления, в большинстве своем совершенные впервые и не повлекшие за собой тяжких последствий (самовольный
390
уход с работы, должностные и хозяйственные преступления, мелкие кражи, хулиганство, мелкая спекуляция и др.)»; 238 ООО заключенных были старше 50 лет, 31181 — несовершеннолетних в возрасте до 18 лет, «подавляющее большинство которых отбывает наказание за мелкие кражи и хулиганство», 198 ООО заключенных — «страдающих тяжелым неизлечимым недугом и совершенно нетрудоспособных», 35 505 — женщин, имеющих при себе детей в возрасте до 2 лет и т. д. Чтобы избавить лагеря от «лишних ртов», Берия предложил амнистировать как минимум миллион человек, а именно: всех осужденных на срок до 5 лет; всех беременных женщин, а также женщин, имеющих детей до 10 лет; всех несовершеннолетних, пожилых мужчин и женщин, равно как и больных, страдающих тяжелым неизлечимым недугом; осужденных — независимо от срока наказания — за должностные, хозяйственные некоторые воиниские преступления8. Также предлагалось сократить наполовину наказание для всех оставшихся в заключении, кроме исключением тех, кто был осужден за контрреволюционные преступления, бандитизм, умышленное убийство, крупные хищения социалистической собственности. Эта амнистия, утверждал Берия, должна была сопровождаться коренным пересмотром всего уголовного законодательства. «Если этого не сделать, через 1-2 года общее количество заключенных опять достигнет 2,5-3 млн человек»9.
Вопреки интерпретации, предложенной Эми Найт в ее биографии Берии10, эта большая амнистия, являвшаяся частью целого ряда мер, принятых министром госбезопасности в первые месяцы после смерти Сталина, ни в коей мере не являлась отражением «поворота к либерализму всемогущего шефа органов безопасности». С помощью этой меры Берия просто хотел «разгрузить» Гулаг, не свернуть его, но сделать его более управляемым и более «производительным».
Примечательно, что эта массовая амнистия проводилась, как и все масштабные сталинские кампании: плохо подготовленная, поспешная, она, как и многие другие мероприятия, осуществлявшиеся «административно-командной системой» с 30-х годов, стала источником беспорядков, «перегибов», насилия и непредвиденных реакций, которые лишь усугубили волнения среди населения, уже травмированного смертью вождя и глубоко дезориентированного политическими виражами его преемников, особенно в «деле о заговоре врачей-убийц»11.
Мы уже описывали12 бесчисленные инциденты (нападения, грабежи, групповые изнасилования, убийства) и столкновения с силами правопорядка, сопровождавшие «большое возвращение» более
391
миллиона амнистированных, выпущенных на волю без выходного пособия, без пайка, измученных ожиданием, длившимся иногда несколько недель, зафрахтованного администрацией эшелона или баржи, которые должны были отправить их на «континент». Разумеется, условия освобождения зависели от места. Так, 20 апреля большая часть из 65 ООО амнистированных заключенных исправительных колоний Московской области была освобождена без серьезных происшествий. Пятью днями позже исправительные колонии Украины освободили большую часть из 70 ООО амнистированных13. Напротив, гораздо сложнее была ситуация в лагерях Крайнего Севера, Сибири и Колымы, где особенно остро стояла проблема транспортировки освобожденных заключенных14. В отсутствие железных дорог, речной или морской путь был единственным способом эвакуировать амнистированных. Последним приходилось ждать до конца мая, иногда даже до конца июня, пока не закончится ледоход. На Крайнем Севере и в районе Колымы власти пытались удержать амнистированных, предлагая им трудовые договора. Административные препоны на пути получения документов, необходимых для возвращения на родину, давление администрации, заинтересованной в обеспечении местных предприятий рабочей силой, материальные препятствия к отъезду побуждали многих амнистированных устраиваться вольнонаемными работниками на предприятия, где они трудились до освобождения. К концу июля лишь 5400 из 51 ООО бывших заключенных Дальстроя (Колыма) были «направлены в центральные районы страны». К середине августа около 22 ООО амнистированных (43 % от общего числа) заключили на месте трудовые договора15. То же мы видим в Норильске, где 37 % из 25 ООО амнистированных остались на месте или в Архангельске, где около 9000 из 20 000 амнистированных были наняты различными промышлеными предприятиями города, по-прежнему испытывавшими нехватку рабочих рук16. Эта ситуация не могла не вызвать реакцию «трудовых коллективов», как об этом свидетельствует среди сотен других эта петиция рабочих Архангельского керамического комбината от 2 июня 1953 года: На наш завод нанялась группа амнистированных, и с первого же дня часть из них начала вновь грабить квартиры и запугивать население. Люди молчат, потому что воры и бандиты, которые говорят, что уже ничего не боятся, угрожают избить или убить, если они что-нибудь скажут. 17 мая в нашем доме поселились девять лиц, приехавших в город по амнистии. В тот же день они начали грабить квартиры... Подобные факты имели место и в других домах. Некоторые из этих преступников больше не ходят на работу и продолжают воровать. Сейчас ра
392
бочий идет на работу с тревогой в сердце: что у него еще украдут, в каком виде он застанет свою квартиру? Раньше, до смерти товарища Сталина, на нашем комбинате ничего подобного не наблюдалось. Мы поделились нашей тревогой с начальством, которое не нашло ничего лучше, как сказать нам, что мы должны сами охранять наши квартиры. Это значит, что кто-то должен оставаться там постоянно... Мы обратились в милицию, где нам ответили, что новый лозунг — перевоспитывать этих людей, чтобы сделать их честными советскими гражданами. Мы же считаем, что только могила может исправить воров и рецидивистов17.
Амнистия «друзей народа, милых сердцу Берия», по выражению Евгении Гинзбург, вызвала среди «честных советских граждан» настоящую панику. Лето 1953 года стало летом «Большого страха». Об этом свидетельствует поток писем на имя руководства и в газеты, в которых пересказывались слухи и явно чувствовалось беспокойство сбитого с толку народа за свою безопасность18. Человек с улицы жаловался, что «больше нет порядка!» и требовал, кто — положить конец либеральничанью с преступниками, которые убивают целые семьи, кто — создать в каждом участке бригады по борьбе с карманниками, кто — отрезать пальцы и даже руку самым отпетым ворам19. В некоторых городах «трудовые коллективы» обращались с просьбой о восстановлении смерной казни за вооруженные нападения и убийства20.
В какой степени реакция на амнистию 27 марта 1953 года была адекватна реальности? Статистика министерства юстиции и прокуратуры позволяет прояснить этот вопрос. Она, прежде всего, показывает значительное (-43 %) снижение числа приговоров, вынесенных судами в 1953 году по отношению к предыдущим годам. Особенно значительным (-54 %) это снижение было в «беловоротничковой преступности» (халатность, злоупотребление служебным положением, «спекуляция»). В свою очередь резко возросло количество приговоров за преступления против личности: убийства, разбойные нападения, бандитизм (соответственно, +21 %; +30 %; +45 %), так же как и приговоров за ограбления и кражи личного имущества (+25 %)21. В действительности, рост преступности был еще выше, поскольку перегруженная милиция, дезориентированная «новым курсом», часто отказывалась регистрировать заявления о кражах, хулиганских нападениях, нанесенияи телесных повреждений и других видах агрессии, тем самым усиливая чувство незащищенности населения, убежденного — как об этом свидетельствуют многочисленные письма — что силы правопорядка и суды получили инструкцию больше не аресто
393
вывать и не сажать уголовников, отпущенных по амнистии22. Тем не менее, вопреки широко распространенному среди «честных граждан» мнению, амнистия лишь в очень малой степени способствовала росту преступности: на 1 апреля 1954 года новые дела были возбуждены в отношении не более 7 % амнистированных23. Хотя, безусловно, этот контингент являлся источником социальной напряженности. Если те, кто вернулся в деревню, довольно легко нашли себе работу в колхозах, в городах ситуация была гораздо более сложной. В июле 1953 года около полумиллиона амнистированных по-прежнему оставались без работы24.
Между тем, власти больше всего беспокоили «беспорядки», охватившие лагеря с лета 1953 года, в особенности «особлаги», заключенных которых амнистия обошла. С лета 1953 года по лето 1954 произошло около 40 непродолжительных бунтов, а также 3 крупных восстания: в Горлаге (Норильск) в мае 1953 года (14 ООО участников), Речлаге (Воркута) в июле 1953 года (12 ООО участников) и Сте-плаге (Карагандинская область Казахстана) в мае-июне 1954 года (8000 участников). Что касается этих восстаний, подробно описанных в 70-е годы А. Солженицыным и ныне хорошо документированных благодаря многочисленным работам25, мы ограничимся выделением трех основных моментов:
1. Ключевая роль «ядра» сопротивления режиму — прибалтийского и украинского националистического подполья в организации этих восстаний, а также в разработке программных требований, включавших в том числе сокращение рабочего дня до 9 часов, отмену номеров на одежде, отмену ограничений, касающихся переписки с семьей; изгнание всех осведомителей; расширение амнистии на «политических».
2. Отношение властей — как на центральном, так и на местном уровне, несомненно, обеспокоенных тем, что волнения охватывают все новые лагеря, и в связи с этим вынужденных временно (40 дней Кенгира в мае-июне 1954 года), до подавления мятежа силой, удовлетворять большую часть требований восставших.
3. Влияние этих событий на принятое на самом высоком уровне решение создать многочисленные комиссии по «разгрузке» «особла-гов», а затем и по пересмотру всех дел «политических», открывших дорогу к их освобождению.
После ареста Берии (26 июня 1953 года) разгрузка Гулага, начатая с амнистии 27 марта 1953 года — к концу июля было освобождено более 1 200 000 человек — замедлилась. Новая команда, пришедшая к власти (в которой Хрущев, Маленков и Молотов занимали ведущие
394
посты), должна была одновременно заниматься «Большим страхом» и растущей лавиной просьб о пересмотре дел и даже о реабилитации, исходящих от граждан, готовых воспользоваться официальной версией падения «империалистического наймита» Берии.
«Сейчас, когда Вы раскрыли истинное лицо Берия», — можно прочитать в заявлении группы ингушей-спецпоселенцев, адресованном 18 июля 1953 года Г. М. Маленкову и К. Е. Ворошилову26, — «к нам снова вернулась надежда, что Вы займетесь вопросом спецпереселенцев [...].
Мы не сомневаемся в том, что Вы, члены правительства, до сего времени не знаете, что с нами творили под руководством Берия, что Берия, благодаря своим враждебным отношениям к нам, Вас информировал о нас о том, чего не было в самом деле [...].
При всех этих ужасах мы понимали, что это дар нам от Берия, и говорили об этом тихо между собой, но были уверенны, что сотни душ невинно погибших детей, стариков с голода и холода предстанут рано или поздно перед глазами Берия и спросят: "за что? почему ты нас уничтожил?" Эта уверенность нас не покидала, и мы ждали, когда великий русский народ, народ справедливый и объективный, займется вплотную нашим вопросом [...].
Мы обращаемся к Вам, дорогие товарищи Маленков и Ворошилов, и убедительно просим не допустить дальнейшее замирание нашей национальной культуры, образования, печати, самоуправления по Конституции СССР, вернуть нас в братскую семью народов СССР с равными правами, снять с нас всякое ограничение, избавить нас от угнетения бериевских приказов, угнетения органами МВД за переход с улицы в улицу без пропуска [...]»27.
Тот же аргумент — «зараженность органов госбезопасности» — приводился в десятках тысяч просьб о пересмотре дела28, направлявшихся в Прокуратуру СССР после сообщения об аресте Берии.
Столкнувшись с этим «смятением умов» (именно так чаще всего характеризовалось в бюрократических и милицейских сводках состояние общественного мнения после объявления об аресте Берия), «наследники Сталина» пытались выиграть время, прежде всего, чтобы избежать, по образным словам Никиты Хрущева, наводнения, ко-торое поглотит нас всех .
Приоритет был отдан реабилитации некоторых представителей руководства компартии и красных командиров, ставших жертвами сталинских чисток. При Генеральной прокуратуре СССР был создан отдел, для принятия решения о пересмотре такого рода «резонансных» дел, выносившихся на рассмотрение нового коллегиального
395
руководства Президиума Центрального комитета. Около сотни генералов и адмиралов, осужденных в 1941-1942 годах, первыми воспользовались этой избирательной реабилитацией30, ставшей своего рода выражением признательности новой команды военачальникам, в особенности маршалу Жукову, который оказал вооруженную поддержку во время достаточно рискованного ареста Берии 26 июня 1953 года31. Чуть позже были реабилитированы 69 партийных руководителей, осужденных в 1949-1951 годах по «ленинградскому делу», сфабрикованному органами госбезопасности32. Эта реабилитация, осуществленная Хрущевым, позволила первому секретарю партии обойти в борьбе за руководящую роль Маленкова, напрямую участвовавшего в фабрикации «ленинградского дела».
До начала 1954 года новая команда решала самые насущные проблемы: волнения в «особлагах», фактическое разрушение системы «спецпоселений», беспокойство, которое выражала часть населения перед лицом роста «беспорядков» и преступности. Используя общественные настроениями, новые руководители выступали за восстановление смертной казни за предумышленное убийство, в то же время отложив в долгий ящик коренную реформу уголовного законодательства в целом33. Чтобы ослабить напряжение в «особлагах», половину из приблизительно двухсот тысяч заключенных, отбывавших там большие сроки, перевели в обычные лагеря34. Наконец, попытались стабилизировать положение в «спецпоселениях», смягчив режим проживания: «спецпоселенцам» отныне разрешали свободно перемещаться в границах региона, куда их депортировали; отмечаться в комендатуре не раз в месяц, а раз в три месяца; отменены были драконовские меры, применявшиеся до тех пор по отношению к «спецпоселенцам»: 8 лет лагерей за «отказ от общественно полезного труда», 20 лет за «попытку побега». Эти полумеры, сохранившие для «спецпоселенцев» их статус «граждан второго сорта», не могли удовлетворить ни депортированных, ни местные власти, лишенные средств контроля, до тех пор широко использовавшихся по отношению к этой категории ссыльных. Разложение системы, введенной в начале 30-х годов в ходе «раскулачивания», ускорилось: проведенный в конце 1954 года учет показал, что более трети «спецпоселенцев», или около 1 миллиона человек, «испарилось»35.
В апреле-мае 1954 года начался новый этап процесса освобождения заключенных и возвращения «спецпоселенцев». Этот этап напрямую связан с борьбой за власть и все более частыми столкновениями между Хрущевым и Маленковым по многим вопросам, особенно по экономической реформе, участию общества в происходящих переме
396
нах, а также по продолжению процесса десталинизации36. В этом отношении выступление Хрущева 7 мая 1954 года перед руководством Ленинградской парторганизации знаменовало собой поворот к новому этапу критики — за закрытыми дверями — Сталина. «В поведении товарища Сталина», — объяснял Хрущев, — «в последнее время, вследствие высокого кровяного давления, появлялось немало странностей, чрезмерная подозрительность и раздражительность. Этим пользовались авантюристы типа Берия и Абакумова [...].
Тут товарищи многие скажут, а как же товарищ Сталин? Видите ли, последние годы очень сильно сказались на Сталине. У него очень часто менялось настроение, поэтому были моменты, когда Сталину трудно было что-либо докладывать. Власть большая, а силы слабые. Человек он стал нервный, вспыльчивый. Не каждый хотел идти к нему и вызвать на себя гнев. Видите ли, если бы были равные условия, как, например, сейчас у нас в Президиуме ЦК КПСС. Пусть кто-либо из членов Президиума что-нибудь сморозит. Ему скажут: слушай, ты не прав. Сталину так сказать никто не мог, хотя не раз выслушивали такие вещи, на которые могли бы сказать: товарищ Сталин, ведь это неправильно. Вот такая была обстановка. Нельзя сейчас этого допускать. Я говорю это к тому, чтобы у нас в партии всегда была коллективность руководства, а не создавался культ личности».37
За три дня до этой речи, основные идеи которой были «обкатаны» перед партийным руководством города, где коммунистическая номенклатура подвергалась особенно плохому обращению со стороны Сталина, Президиум Центрального Комитета принял, наконец, проект о создании центральной комиссии под председательством Генерального прокурора СССР Руденко, которой поручался «пересмотр дел лиц, осужденных за контрреволюционные преступления и отбывающих наказание в исправительно-трудовых лагерях, тюрьмах или в ссылке». В помощь центральной комиссии в каждой республике, области и крае должны были быть созданы такие же комиссии под председательством республиканского или областного прокурора38. К этому решению коллегиальное руководство шло долго. 1 февраля 1954 года генеральный прокурор Руденко, министр юстиции Горше-нин и министр внутренних дел Круглов направили Хрущеву первоначальный проект создания центральной комиссии по пересмотру приговоров за «контрреволюционные преступления», вынесенных одним из многочисленных органов внесудебной расправы («Особое Совещание», «тройки» НКВД). Этот документ, как уточнялось, был ответом на запрос первого секретаря ЦК. В нем подводился первый итог приговоров, вынесенных с 1921 года внесудебными инстан
397
циями: 3 777 380 приговоров, из них 742 980 смертных. Учитывая «многочисленные нарушения социалистической законности», допущенные внесудебными органами НКВД-МГБ при Ежове и Берия, предлагалось создать на многих уровнях комиссии по пересмотру, состоящие из представителей прокуратуры, министерства юстиции и министерства внутренних дел39.
Предложенные в проекте меры были предметом острых дебатов заинтересованных сторон на протяжении трех месяцев (февраль-май 1954 года). Одним из главных камней преткновения являлся вопрос открытия и передачи следственных дел из министерства внутренних дел в прокуратуру. Не скомпрометируют ли эти дела еще более органы безопасности и их действующих сотрудников? Договорились о том, что сразу после рассмотрения дела трехсторонней комиссией все бумаги будут немедленно возвращены в архивы Министерства внутренних дел.
Отчеты позволяют проследить за деятельностью комиссий с июня 1954 года. К 1 апреля 1955 года центральная комиссия и 15 республиканских комиссий (подразделявшихся на областные) изучили 237 432 дела, или около 45 % общего числа дел, касающихся 467 946 заключенных и 62 462 ссыльных (отбывших срок в лагере), осужденных за «контрреволюционные преступления» по одному из 14 пунктов статьи 58 Уголовного кодекса и живых до сих пор. Незначительное число (3,8 %) приговоров было кассировано. 10 % осужденных их «преступления» переквалифицировали таким образом, чтобы оно подпало под амнистию 27 марта 1953 года. Трети заключенных (большая часть которых в 1948-1949 годах получила «повторный» срок в дополнение к 10-летнему, который они уже отбыли) скостили срок, что позволило им, наконец, выйти из лагеря. Наконец, 53 % приговоров были оставлены в силе40. Эти решения, позволившие освободить большое число заключенных, в то же время, не ставили под сомнение методы действия внесудебных органов и таким образом демонстрировали границы возможностей комиссий, в которых сильные позиции сохраняли представители МВД, и в которых на судей и прокуроров давил груз прежних сделок с совестью.
Наряду с процедурами, применявшимися комиссиями по пересмотру дел, была, как мы видели, и другая процедура, касавшаяся жертв репрессий, принадлежавших к политическим или военным элитам. Из записки в Генеральную прокуратуру СССР от 14 марта 1955 года мы знаем, что в июле 1954 — феврале 1955 года было рассмотрено 13 084 дела, более 10 000 дел еще ждали своей очереди. 30 000 жалоб лежали без движения. Генеральная прокуратура кассиро
398
вала 7 727 приговоров, вынесенных внесудебными органами, и объявила о реабилитации осужденных. Потрясает контраст между крайне низким процентом (3-4 %) приговоров, кассированных комиссиями по пересмотру дел «простых граждан», и несравнимо более высокой пропорцией (60 %) кассированых приговоров, за которыми сразу же последовала реабилитация политических или военных элит41.
Всего за 2 года (начало 1954 — начало 1956) количество «политических» в Гулаге уменьшилось на 75 % — с 467 тысяч до 114 тысяч42. В 1954 году было освобождено около 150 тысяч «политических». В 1955 году темпы освобождения ускорились: было освобождено около 200 ООО осужденных по статье 58 Уголовного кодекса в результате решений, принятых комиссиями по пересмотру дел43, а также по амнистиям, самая массовая из которых была объявлена 17 сентября 1955 года и касалась «советских граждан, сотрудничавших с оккупантом во время Великой Отечественной войны» (59 610 амнистированных, почти все по «58-ой»)44.
Процесс массового освобождения «политических», естественно, сопровождался наплывом писем, посылавшихся в первую очередь в генеральную прокуратуру членами семей тех, кто не вернулся — и не без причины: их казнили, но близкие об этом не знали. Действительно, с 1938 года службы Министерств внутренних дел и госбезопасности больше не сообщали членам семей лиц, приговоренных к высшей мере наказания, о приговоре. Семье выдавали справку, согласно которой человек был «приговорен к 10 годам ИТЛ без права переписки».
«Подобные ответы», — признавали министры внутренних дел и юстиции в письме председателю Верховного Совета СССР от 18 ноября 1954 года, — «заявителей не удовлетворяют, в связи с тем, что со времен осуждения указанных лиц прошло более 10 лет. Сообщать же заявителям о действительной мере наказания их родственников в данное время нецелесообразно, т. к. ранее им выдавались справки об осуждении последних к 10 годам лишения свободы»45. Какой же ответ давать сотням тысяч людей, пытавшимся узнать правду о судьбе близких? Этот вопрос несколько раз (26 февраля, 30 апреля, 18 августа 1955 года) обсуждался в Президиуме Центрального Комитета. Наконец, 24 августа 1955 года председатель КГБ И. Серов, в секретной директиве, адресованной всем краевым и областным управлениям Комитета госбезопасности, дал следующие инструкции:
«1. На запросы граждан о судьбе осужденных за контрреволюционную деятельность к ВМН быв. Коллегией ОГПУ, тройками ПП ОГПУ и НКВД-УНКВД и Особым Совещанием при НКВД-
399
МГБ СССР, органы КГБ сообщают устно, что осужденные были приговорены к 10 годам ИТЛ и умерли в местах заключения [...].
2. При необходимости разрешения родственниками осужденных имущественно-правовых вопросов (оформление наследства, раздел имущества, оформление пенсии, регистрация брака) и в других случаях по требованиям родственников производится регистрация смерти осужденных к ВМН в ЗАГСах по месту их жительства до ареста, после чего родственникам выдается установленного образца свидетельство о смерти осужеднного [...].
4. Указания ЗАГСам о регистрации смерти осужденных даются органами КГБ через управления милиции. В них сообщаются: фамилия, имя, отчество, год рождения, дата смерти осужденного (определяется в пределах десяти лет со дня ареста), причина смерти (приблизительная) и место жительства осужденного до ареста»46.
Лишь в начале 90-х годов родственникам жертв репрессий, наконец, разрешили ознакомиться с делами и узнать правду: дату вынесения смертного приговора и приведения его в исполнение.
Вернемся к годам «оттепели». «Разгрузка» Гулага продолжалась путем целого ряда частичных амнистий, в ходе которых освобождались больные, престарелые заключенные, женщины с детьми и несовершеннолетние47. Освобождение тех же категорий заключенных, что и подлежавших большой амнистии от 27 марта 1953 года, по сути, свидетельствовало об отсутствии коренной реформы системы, которая продолжала осуждать на совершенно непропорциональные сроки массу мелких правонарушителей, считавшихся отныне «лишними ртами». Действительно, ни одна из мер, предлагавшихся с апреля 1953 года Комиссией законодательных предположений при Верховном Совете СССР, среди которых фигурировали в том числе повышение возраста уголовной ответственности до 16 лет, отмена уголовного преследования за «нарушения паспортного законодательства» и «мелкую спекуляцию» (перепродажа дефицитных продуктов), а главное, снижение сроков за мелкие кражи, каравшиеся 5-7 годами лагерей по «злодейскому закону» от 4 июня 1947 года, не была принята48. Лишь в январе 1955 года Президиум Верховного Совета СССР принял новый Указ о «мелком хищении государственного и общественного имущества», которым значительно смягчалось наказание за этот тип преступлений49.
К концу 1955 года впервые за 20 лет количество заключенных Гулага составило меньше миллиона. Накануне XX съезда КПСС (февраль 1956 года) насчитывалось лишь 925 тысяч заключенных (против 2 625 ООО тремя годами ранее), из которых около ПО ООО «политиче
400
ских»50. Одним из последствий этой «разгрузки» лагерной системы стало резкое снижение числа сотрудников Гулага — с 263 ООО человек до 141 ООО (-47 %)51. Вопрос социальной адаптации этих сотрудников и еще более важная проблема социальной и профессиональной адаптации освобожденных заключенных практически не изучены и выходят за рамки этой статьи. Здесь они рассматриваться не будут52.
Одновременно с массовым освобождениям из Гулага «спецпоселенцы», прикрепленные к определенному месту жительства, также получили право на освобождение, предоставлявшееся им по категориям. Отдел спецпоселений Гулага не делал различий между 21 категорией «спецпоселенцев», соответствовавшей всем волнам депортаций, на протяжении четверти века формировавшим этот уникальный мир, этот «тамбур», отделяющий «малую зону» (мир лагерей) от «большой зоны» («обычный» советский мир)53. Как мы видели, система начала распадаться со второй половины 1953 года. Главной заботой властей отныне стало не столько поддержание прежнего административного статуса «спецпоселенцев» (прикрепленных к месту жительства и подвергавшихся целому ряду дискриминационных мер, особенно в сфере культуры, когда речь шла об этнических меньшинствах, принадлежавших к одному из многочисленных «наказанных народов», таких как чеченцы, ингуши, балкарцы, крымские татары и другие, депортированные «навечно»), сколько удержание их, насколько возможно, в отдаленных районах страны, куда они были сосланы и где составляли существенную часть местной рабочей силы. В июне 1955 года постановление Президиума Центрального Комитета напомнило властям регионов, где концентрировались «спецпоселенцы» (Казахстан, Средняя Азия, Сибирь, Урал), что они должны «осудить и отрешиться от неправильного и вредного взгляда, что спецпоселенцы являются людьми "второго сорта"». В данной ситуации единственным следствием такого подхода был «большой уход» спецпоселенцев, необходимых для развития экономики в регионах, испытывающих постоянную нехватку рабочих рук. Высшее партийное руководство предлагало целый ряд мер, направленных на «разворачивание массово-политической и культурно-просветительской работы» с этой категорией населения: обеспечивать спецпоселенцам прием в члены профсоюза, в комсомольские и партийные организации, способствовать их выдвижению на руководящую хозяйственную работу, облегчить обучение детей депортированных в школах и т. д.54
В результате переговоров на самом высоком уровне между ФРГ и СССР, советские граждане немецкого происхождения, составлявшие более 40 % «спецпоселенцев», были в числе первых, кто восполь
401
зовался снятием административных ограничений для ссыльных35. Эти меры, постепенно распространявшиеся в течение 1956 года на большую часть категорий «спецпоселенцев», тем не менее, не предусматривали ни возвращения конфискованного имущества, ни права возврата в места, откуда эти лица были депортированы. Подобные полумеры вызвали гнев «спецпоселенцев», часто отказывавшихся подписывать обязательство, которое требовала от них администрация, не настаивать на возврате имущества и не возвращаться на родину, что свидетельствовало о серьезном изменении политического климата и менталитета.
Вопреки общепринятому мнению, XX съезд не являлся важной вехой в процессе освобождения заключенных Гулага и сворачивания системы «спецпоселений». Как мы видели, большинство «политических» освободили до февраля 1956 года. После XX съезда новым комиссиям, созданным под эгидой Президиума Верховного Совета СССР, было поручено пересматривать дела осужденных за «политические, хозяйственные преступления и злоупотребления служебными полномочиями», еще содержащихся в лагерях. В отличие от комиссий, созданных в мае 1954 года, новые комиссии — общим числом 97 — должны были отправляться на место, лично встречаться с заключенными и немедленно давать свое заключение. На 1 октября 1956 года эти комиссии рассмотрели 176 325 дел, 100 139 человек (56 %) были освобождены, 42 016 (24 %) сократили срок. Впрочем, дела «политических» не составляли большинство среди рассмотренных дел (81 027 из 176 325). 63 % «политических» были освобождены; 22 % сократили срок отбывания наказания. Только 4 % (или 3271 человек) были реабилитированы56.
Всего в течение 1956 года Гулаг покинула сотня тысяч «политических». Таким образом, в лагерях на начало 1957 года оставалось лишь 15 тысяч человек, осужденных по 58-ой статье.
Что касается сворачивания системы «спецпоселений», которое в 1955 году уже шло полным ходом, оно продолжилось в 1956 году с отменой всех административных ограничений для «спецпоселенцев». Это относилось как к тем, кто был отправлен в ссылку после отбытия срока в лагере, так и к тем, кого депортировали в рамках «чистки границ» (поляки и немцы, депортированные с Украины в 1936 году, греки, армяне, болгары, депортированные в 1944-1945 годах с черноморского побережья, турки-месхетинцы и курды, депортированные из кавказских приграничных регионов) или в рамках репрессивных операций, проводившихся в 40-х годах на Западной Украине и в Прибалтике, против «членов семей буржуазных националистов» и
402
«членов семей бандитов». Наиболее многочисленные контингенты, на которых распространялись меры по освобождению, принятые в марте-июле 1956 года, относились к «наказанным народам», депортированным под предлогом «коллективного сотрудничества с немецко-фашистскими оккупантами», это были: калмыки, крымские татары, балкарцы, карачаевцы, чеченцы и ингуши57. Впрочем, отмена административных ограничений не подразумевала, как и для других категорий «спецпоселенцев», ни права на компенсацию, ни права на возвращение на родину.
Именно за право на возвращение, если не на компенсацию, некоторые спецпоселенцы, наиболее активно сопротивлявшиеся ассимиляции в местах, откуда они были депортированы, повели во второй половине 1956 года борьбу, которая, в конечном итоге, окупилась. Среди наиболее решительно настроенных на возвращение были крымские татары и депортированные с Кавказа, особенно чеченцы и ингуши, пример которых мы рассмотрим отдельно.
В ежегодном донесении о положении «спецпоселенцев», составленном за несколько месяцев до смерти Сталина, 9-й отдел МГБ (отвечавший за «спецпоселения») подчеркивал, что чеченцы и ингуши представляют собой «наиболее озлобленный контингент». «Вместо трудовой деятельности они устраивают массовые беспорядки, драки с местным населением, занимаются бандитизмом и хищением коллективного имущества [...]. В борьбе с уголовными проявлениями среди чеченцев и ингушей встречаются серьезные трудности, обуславливаемые пережитками родового и тейпового характера и религиозным панисламистским фанатизмом, что создало между ними сильную круговую поруку, подкуп и провокацию...» По всем этим причинам руководство органов госбезопасности государства посчитало «нецелесообразным» предложение министра внутренних дел Казахстана в июне 1952 года о «вторичном переселении в пределах Казахстана, в более отдаленные местности» чеченцев и ингушей. «Вторичное переселение» не решит проблемы, — сочли в МГБ58. Ни органы госбезопасности, ни партийное и государственное руководство не имели рецепта «решения проблемы». Она не была решена и спустя четыре года. Что делать с чеченцами и ингушами? В июне 1956 года новый министр внутренних дел Дудоров направил Н. Хрущеву записку, в которой указывал: «Учитывая, что территория, где проживали до выселения чеченцы и ингуши, в настоящее время, в основном, заселена, возможность восстановления автономии для чеченцев и ингушей в пределах прежней территории является делом трудным и вряд ли осуществимым, так как возвращение чеченцев
403
и ингушей в прежние места жительства неизбежно вызовет целый ряд крайне нежелательных последствий»59. Министр внутренних дел предлагал создать чечено-ингушскую автономнию в Казахстане или Киргизии, где была наивысшая концентрация депортированных. Предложение Дудорова было отвергнуто. Как и от всех «спецпоселенцев», с которых были сняты все административные ограничения, от чеченцев и ингушей потребовали подписать обязательство, согласно которому они не могли ни возвращаться на родину, ни требовать компенсации. Более трети чечено-ингушских «спецпоселенцев» отказалось подписывать соответствующие заявления60. Напряжение росло, особенно в Казахстане, где в 1954 году Хрущев запустил программу по «поднятию целины», которая должна была решить серьезные проблемы советского сельского хозяйства. «Освоение целины» (за 3 года экстенсивной обработке подверглись 37 милллионов гектаров) приводило к серьезным инцидентам на железных дорогах, стройках и совхозах между «отрядами» добровольцев, состоявшими в основном из безработных, маргиналов и мелких уголовников (а не комсомольцев и студентов, как утверждала официальная пропаганда) и чечено-ингушскими «спецпоселенцами»61. Именно при таких обстоятельствах Президиум Верховного Совета СССР постановил (указом от 7 января 1957 года) восстановить Чечено-Ингушскую автономную республику в границах 1944 года62. Бывшим «спецпоселенцам», наконец, разрешили вернуться домой. Впрочем, возвращение должно было осуществляться «постепенно» и «организованно» под эгидой специальной организации, созданной для того, чтобы у местных властей в Чечне было время организовать переброску домой десятков тысяч колонистов — выходцев из Дагестана, Осетии, а также из Украины и России, обосновавшихся в чеченских и ингушских селениях, обезлюдевших в 1944 году. Если большая часть дагестанцев и осетин, поселившаяся здесь против своей воли, желала вернуться домой63, русские и украинские колонисты в большинстве своем были полны решимости сопротивляться возвращению чеченцев. Об этом свидетельствует одна из многочисленных петиций, отправленных «от имени русского народа» Хрущеву, Булганину и Ворошилову колхозниками села Буковка в апреле 1957 года. Последние просили «помощи и вмешательства от» Москвы, дабы получить защиту от чеченцев и ингушей, вернувшихся из ссылки.
«Они надругаются над нашими колхозами, над нашими достижениями [...]. Они говорят: надо вернуть частную собственность. Они говорят: "Мы вернулись, теперь мы сами сможем управлять своей
404
республикой и теперь будем держать свой старый закон кавказский. Земля наша, русским делать нечего, русские нам мешают жить". Мы просим, русские, проживающие на данной территории, Советское правительство оказать нам государственную Вашу помощь, вмешательство в эти контрреволюционные настроения людей в этой республике и разрядить эту атомную бомбу (sic!), в которой смертоносный яд заряжен против русских и против государства нашего»64.
Чтобы приостановить стихийное возвращение покидавших Казахстан десятков тысяч чеченцев и ингушей, то есть без санкции органов, занимавшихся репатриацией65, министр внутренних дел Дудоров приказал милиции задерживать на вокзалах, в поездах и на дорогах всех чеченцев и ингушей, возвращавшихся домой без разрешения. Десятки тысяч мигрантов по нескольку месяцев сидели на вокзалах или в маленьких городках по пути следования. Эта ситуация повлекла за собой многочисленные инциденты66. «Стихийный» исход ненадолго замедлился, но вновь возобновился, как только власти ослабили давление. К концу 1958 года абсолютному большинству бывших спецпоселенцев, мечтавших вернуться домой, удалось добиться своей цели. Их массовое возвращение вызвало множество столкновений, которые мы здесь рассматривать не будем, но которые, являются одним из до сих пор малоизученных аспектов наследия «оттепели» конца 50-х годов67.
Остановимся вкратце на другом случае, когда возвращение ссыльных вызвало серьезные конфликты: речь идет о возвращении украинских «националистов» в свои западные «бастионы» у польской границы. Заключенные «националисты» были среди последних «политических», начавших покидать Гулаг с лета 1956 года. По данным Министерства внутренних дел Украинской ССР на октябрь 1956 года, в течение 1956 года домой вернулись около 45 тысяч «националистов», бывших членов ОУН (Организация украинских националистов) и УПА (Украинская повстанческая армия)68. Это возвращение повергло в шок местных представителей советской власти и посеяло среди них панику. Память об усмирительной войне, которой сопровождалась долгая и трудная советизация этих западных окраин, была еще свежа. Массовые депортации «членов семей бандитов» происходили в 1948-1949 годах. Последние бои датируются началом 50-х годов. Не начнут ли «националисты» по возвращении в родное село69 мстить советским работникам, милиционерам, осведомителям, соседям, помогавшим в их поимке за несколько лет до того? Переписка центральных, киевских и местных властей в 1956 году показывает,
405
что проблема освобождения и возвращения людей, оппозиционно настроенных к советскому режиму, виделась по-разному В то время как местные и областные власти не видели никакой возможности возвращения украинских националистов в «советское общество», партийное руководство в Москве исповедовало прямо противоположный подход, который можно резюмировать следующим образом: сила советской системы огромна; новое общество после десталинизации в состоянии вернуть в свое лоно оппозиционеров, создать своего рода «новый порядок», который заменит «порядок, основанный на страхе». Этот утопический проект, отражавший новый «хрущевский оптимизм» после XX съезда, разбился о события в Польше и Венгрии. Отныне разговоры об интеграции «националистов» прекратились. Москва отреагировала на панику областных и местных властей. Аресты «националистов», все более изолировавшихся от населения, стремящегося к гражданскому миру, возобновились с новой силой. Местные власти умело пользовались противоречиями между «националистами» и «коллаборационистами» вплоть до организации эксгумации жертв «националистов», направленной на то, чтобы разбередить еще незажившие раны. После этих чудовищных ритуалов колхозным собраниям предлагалось подписать коллективные петиции с требованием изгнания «националистов»70. Было важно показать, что инициатива отныне исходит от «масс».
Анализ процесса освобождения заключенных Гулага и демонтажа системы «спецпоселений» демонстрирует все успехи, противоречия и всю ограниченность «оттепели». Более полутора миллионов заключенных были освобождены, два с половиной миллиона депортированных вновь стали полноправными гражданами. Тем не менее, лишь малая толика несправедливо обвиненных добилась реабилитации. Родные и близкие более миллиона казненных в 1937-1953 годах не получили никакой информации. Депортированные не получили никакой моральной и материальной компенсации, только их борьба за право на возвращение заставила советское правительство с опозданием пойти на удовлетворение этого фундаментального требования.
Начатый в спешке, перед лицом кризиса сталинской лагерной системы процесс, который мы описали, следовал извилистым курсом, во многом обусловленным перипетиями политической борьбы за власть. На этом пути не было никакой коренной реформы уголовного законодательства (она началась лишь в конце 50-х годов). Перед властями стояла основная задача: не дестабилизировать политическую систему, не допустить выхода на поверхность социальных или
406
этнических противоречий, похороненных в сталинскую эпоху. Борьба с этими противоречиями в 1956-1957 годах в Казахстане, на Кавказе, на Западной Украине и в Прибалтике, безусловно, является наиболее примечательным, но до сих пор плохо изученным продолжением процесса, начатого «большой амнистией» 27 марта 1953 года.
Примечания
1. См.: Werth N. L'ensemble concentrationnaire de Norilsk au debut des armies 1950 // Vingtieme siecle. Revue d'histoire. № 56. 1994. P. 88-99.
2. Только в 1950-1952 годах зафиксировано 16 серьезных волнений и восстаний, в каждом из которых участвовали сотни заключенных. См.: Craven М., Formozov N. La resisrance au Goulag. Greves, revokes, evasions dans les camps de travail sovietiques de 1920 a 1956 // Comminusme. № 42/43/44. 1995. P. 197-209.
3. За исключением «политических», осужденных по 58-ой статье Уголовного кодекса.
4. Во исполнение Указов от 4 июня 1947 года, предусматривавших 7-10 лет ИТЛ за хищение «государственного имущества» (5-8 лет за хищение «колхозного или кооперативного имущества»). В случае рецидива, хищения в составе организованной группы или в крупных размерах наказание было еще более суровым: от 10 до 25 лет. Кражи личной собственности карались 5-6 годами лагерей; при повторной краже или краже, совершенной группой лиц, срок мог достигать 15 лет. В проекте реформы Гулага, представленном С. Ма-муловым, осужденные за кражи и хищения должны были составлять около 65 % «подлежащих освобождению», а оставшаяся треть распределялась между осужденными за «спекуляцию» (8 %), «хозяйственные преступления» (7 %), хулиганство (5 %), «нарушения паспортного законодательства» (3 %). О проекте С. Мамулова см.: Tikhonov Л. The End of Goulag // P. Gregory, V. Lazarev (eds). The Economics of Forced Labor. Hoover Institution Press, 2003. P. 67-73.
5. Или, на начало 1953 года 1 242 000 человек из 2 526 000 заключенных Гулага.
6. Tikhonov Л. Art. cit. P. 70-71.
7. Среди них Берия перечислял пять «категорий»: «шпионы, террористы, троцкисты, эсеры и националисты».
8. В данном случае целью амнистии было освободить десятки тысяч военных и хозяйственных кадров, ставших жертвой развязанной осенью 1952 года одной из последних политических кампаний против «разбазаривания государственного имущества» и «вредительства в промышленности».
9. Записка Л. Берии в Президиум ЦК от 26 марта 1953 года в: Лаврентий Берия, 1953. Документы. М.: Международный фонд «Демократия», 1999. С. 19-21.
407
10. Knight A. Beria. Paris: Aubier, 1994.
11. Речь идет о так называемом «заговоре» кремлевских врачей (все — еврейского происхождения), организованном с целью устранить правящую верхушку СССР. О его «раскрытии» сообщала «Правда» 13 января 1953 года. Этот «заговор» означал одновременно и апогей «антикосмополитической» кампании, разязанной в начале 1949 года, и намек на начало новой генеральной чистки, предупредить которую позволила только смерть Сталина несколько недель спустя. 4 апреля 1953 года «Правда» сообщила, что «убийцы в белых халатах» стали жертвами провокации, а их признания вырваны органами госбезопасности «незаконными методами» ведения следствия. Этот поворот в свою очередь вызвал бесчисленные слухи.
12. Werth N. L'amnistie du 27 mars 1953. La premiere grande sortie du Goulag // Communisme. № 42-43-44. 1995. P. 211-223.
13. ГА РФ. 9414/1/1392/84-85.
14. Среди многочисленных сообщений Генеральной прокуратуры, Военной прокуратуры, Министерства внутренних дел, Министерства путей сообщения и других ведомств, осуществлявших амнистию 27 марта 1953 года, вот несколько выдержек из документа, составленного главным военным прокурором Дальстроя, одного из основных лагерных комплексов Гулага: Выходные пособия вовремя выданы не были. Полевые кухни не развернули [...]. Во второй половине апреля многие амнистированные в ожидании ледохода ютились в бараках на берегу Ванинской бухты без отопления и топчанов [...]. С 17 мая амнистированные прибывали в Магадан, где их временное проживание было организовано так, чтобы разделить враждующие банды, сформировавшиеся в лагерях [...]. 17 мая на вокзале Токи был сформирован железнодорожный эшелон для возвращения амнистированных на родину. На всем пути следования состава, к сожалению, фиксировались многочисленные волнения [...]. Самый серьезный инцидент имел место на Михайло-Чесноковском вокзале, где эшелон встречали более пятидесяти сотрудников МВД. Группа амнистированных, вооруженных ножами, пиками, камнями и металлическими прутьями, набросилась на милиционеров. Последним пришлось открыть огонь из табельного оружия. Двенадцать преступников ранены, из них четыре вскоре скончались от ран // РГАНИ. 5/21/556/84-88.
15. ГА РФ. 9414/ls/1392/78.
16. Там же. 9492/5/204/81-83.
17. РГАНИ. 5/21/539/126-128.
18. См. например, сводку писем, присланных в «Правду», отправленную 19 июня 1953 года Н. С. Хрущеву: В последнее время письма свидетельствуют о резком росте преступности, росте квартирных краж и убийств во многих городах и поселках страны... Авторы некоторых писем связывают разгул преступности с освобождением по амнистии лиц, которые, не желая трудиться, вновь встают на преступный путь // Werth N., Moullec G. Rapports secrets sovietoques. La societe russe dans les documents confidentiels, 1921-1991. Paris: Gallimard, 1995. P. 50-52.
408
19. Сводка писем, присланных в «Правду», от 10 июня 1953 года // РГАНИ. 5/21/539.
20. Одна из петиций, от «трудовых коллективов» города Молотов (ныне Пермь) обсуждалась на Президиуме ЦК в начале 1954 года. Правительство воспользовалось такими просьбами как предлогом для восстановления 30 апреля 1954 года смертной казни за предумышленное убийство.
21. РГАСПИ. 5/47/88/87-90; Werth N., Moullec G. Op. cit. P. 52-54.
22. См. например, докладную записку Генеральной прокуратуры СССР от 3 ноября 1953 года, критикующую «пассивность» милиции (Вологда: 199 незарегистрированных заявлений о нанесении телесных повреждений в апреле-сентябре 1953 года; в Киеве 60 % дел об убийстве закрыто, оставшись нераскрытыми; в целом по стране закрыто 18 % дел об убийствах, 19 % — о разбойных нападениях; 35 % — о кражах личного имущества) // ГА РФ. 8131/32/2386/39-47.
23. Докладная записка министра внутренних дел С. Круглова ЦК КПСС от 26 мая 1954 года / Реабилитация. Как это было. Документы Президиума ЦК КПСС, 1953-1956. М.: Международный фонд «Демократия», 2000. С. 144-152.
24. Пыжиков А. Хрущевская оттепель. М.: «Олма-пресс», 2002. С. 218. В некоторых городах доля амнистированных, вновь нашедших работу, не превышала 20-30 % (Тамбов, Ташкент, Чкалов, Курск, Тбилиси, Ульяновск) // Козлов В. Массовые беспорядки при Хрущеве и Брежневе. Новосибирск: «Сибирский хронограф», 1999. С. 189.
25. См. в особенности Craven М. Resistenza nel Gulag/ Rubbettino Editore, 2003.
26. Соответственно председатель Совета министров и председатель Верховного Совета СССР.
27. Реабилитация... Цит. соч. Р. 61-62.
28. А именно 78 982, полученных Генеральной прокуратурой СССР с 1-ого августа 1953 по 1-е марта 1954 года, согласно документу, подписанному генеральным прокурором, министром внутренних дел и министром юстиции, и направленному в Президиум ЦК 19-го марта 1954 года // Реабилитация... Цит. соч. С. 104.
29. Хрущев Н. С. Воспоминания. М., 1997. С. 314
30. См.: Постановление Президиума ЦК о реабилитации генералов и адмиралов Советской Армии от 13 июля 1953 года // Реабилитация... Цит. соч. С. 58-59.
31. Многие реабилитированные генералы (Телегин, Крюков, Варенников) были близкими соратниками Жукова.
32. См. записку министра внутренних дел С. Круглова Н. Хрущеву о реабилитации членов семей лиц, осужденных по «Ленинградскому делу» от 10 декабря 1953 года, в: Реабилитация... Цит. соч. С. 74-75. Это «дело» завершилось тайной казнью руководства второй по важности организации КПСС, обвиненного в организации «антипартийной группы, связанной с британской «Интеллидженс сервис». Среди руководителей, казненных по итогам
409
процесса, состоявшегося за закрытыми дверями (сентябрь 1950 года), фигурировали в первую очередь председатель Госплана Вознесенский и три руководителя ленинградской парторганизации — Кузнецов, Родионов, Попков.
33. Постановление Президиума Верховного Совета от 30 апреля
1954 года.
34. См. докладную записку Р. Руденко, К. Горшенина, С. Круглова в Президиум ЦК от 5 января 1954 года в: Реабилитация... Цит. соч. С. 83-85. Комиссия по пересмотру дел «особо опасных государственных преступников», созданная после бунтов в особлагах летом 1953 года, посчитала «желательным» перевести 109 981 осужденного за преступления, не представляющие серьезной общественной опасности, в основном, за «пособничество» украинским националистам, в лагеря общего режима. Число «особо опасных государственных преступников» оценивалось в 94 668 человек, среди которых: 35 999 «активных участников банд украинских националистов» (ОУН, У ПА), 20 095 лиц, сотрудничавших с немецко-фашистским оккупантом и «принимавших личное участие в уничтожении советских граждан» или «осужденных за измену Родине», 28 095 «шпионов», 1337 «диверсантов», 4962 «террориста», 1854 «троцкистов, правых, меньшевиков и эсеров», 2326 активных участников других «антисоветских формирований».
35. ГА РФ. 9414/ls/1456/10.
36. Об этих дебатах см.: Werth N. Histoire de l'Union sovietique. Paris: PUF, 5e edition, 2001. P. 419-242.
37. Неправленная стенограмма выступления H. С. Хрущева на собрании актива ленинградской парторганизации от 7 мая 1954 года // Реабилитация... Цит. соч. С. 129-142.
38. Текст постановления Президиума ЦК от 4 мая 1954 года // Реабилитация... Цит. соч. С. 116-117.
39. Письмо Р. Руденко, С. Круглова, К. Горшенина Н. Хрущеву от 1 февраля 1954 года / Гулаг, 1917-1960. М.: Международный фонд «Демократия», 2000. С. 147-151.
40. Доклад Р. Руденко ЦК КПСС о результатах на 1-е апреля 1955 года работы Центральной комиссии по пересмотру дел лиц, осужденных за «контрреволюционные преступления» и отбывающих наказание в лагерях и ссылке от 29 апреля 1955 года / Реабилитация... Цит. соч. С. 213.
41. Докладная записка заместителя прокурора СССР Д. Е. Салина, начальника Отдела по надзору за следствием в органах госбезопасности Прокуратуры СССР, в ЦК о работе отдела во второй половине 1954 — начале
1955 года // Реабилитация... Цит. соч. С. 196-203.
42. Население России в XX веке. Исторические очерки, Т. II. 1940-1959. М.: РОССПЭН, 2001. С. 192-193.
43. Тем не менее, процент «политических», освобожденных вследствие кассации приговора, оставался по-прежнему незначительным (3-4 %), а подавляющее большинство освобождаемых пользовалось сокращением срока, переквалификацией преступления или амнистией.
44. См.: Население России в XX веке... Цит. соч. С. 192-193.
410
45. ГА РФ. 8/31/32/3286/264-265.
46. Директивы председателя КГБ о порядке рассмотрения запросов граждан о судьбах репрессированных, приговоренных к высшей мере наказания, от 24 августа 1955 // Реабилитация... Цит. соч. С. 254-255.
47. Амнистия несовершеннолетним заключенным (24 апреля 1954 года), 28 996 амнистированных; амнистия больным, престарелым, инвалидам, беременным женщинам и матерям с малолетними детьми (3 сентября 1955 года), 77 333 амнистированных / Население... Цит. соч. С. 193.
48. Доклад Комиссии законодательных предположений при Верховном Совете СССР от 28 апреля 1953 года / Реабилитация... Цит. соч. С. 27-35.
49. Шесть месяцев исправительных работ с удержанием 25 % из зарплаты или лишение свободы на срок не более трех месяцев. Действие указов от 4 июня 1947 года прекратилось только с принятием нового Уголовного кодекса в 1960 году. Впрочем, уже с 1955 года инструкции Генеральной прокуратуры рекомендовали судьям прибегать, чтобы обойти эти суровые указы, к статьям 51 и 53 Уголовного кодекса, позволявшим осуждать на сроки ниже низшего предела или прибегать к условному наказанию.
50. Население... Цит. соч. С. 153.
51. ГА РФ. 9492/5/240/1-6.
52. По многочисленным проблемам профессиональной и социальной адаптации, с которыми приходилось сталкиваться бывшим заключенным, см. сводки писем, направлявшихся в Центральный Комитет «реабилитированными гражданами» // Реабилитация. Как это было. Т. II, 1956-1980, М., Международный фонд «Демократия», 2003, сс. 59-63.
53. Для получения подробного анализа этих депортаций и характеристики 21 категории, отсылаю читателя к моему исследованию «Депортации "подозрительного населения" на российском и советском пространстве (1914 — конец 40-х годов): военное насилие, социальная инженерия, этно-историческое "изъятие"» в данном сборнике.
54. Постановление Президиума ЦК КПСС «О мерах по усилению массово-политической работы среди спецпоселенцев» от 29 июня 1955 года // Реабилитация... Цит. соч. С. 224-226.
55. Постановление Президиума Верховного Совета от 13 декабря
1955 года. На некоторые другие малочисленные категории «спецпоселенцев» («бывшие кулаки», прикрепленные к месту жительства и спустя 20 лет после «раскулачивания»; «спецпоселенцы», вступившие в партию, общим числом около 13 500 человек; «спецпоселенцы»-инвалиды или имеющие награды Великой Отечественной войны — около 45 тысяч человек) схожие меры были распространены в 1955 году.
56. Докладная записка А. Б. Аристова ЦК об итогах работы комиссий Президиума Верховного Совета СССР на 1 октября 1956 года от 17 октября
1956 года / Реабилиитация... Цит. соч. Т. П. С. 192-194.
57. См. список постановлений Президиума ВС СССР, принятых в 1955-1956 гг. и касающихся снятия ограничений в правовом положении «спецпоселенцев» // Население России... Цит. соч. С. 180-181.
411
58. Козлов В. А., Козлова М. Е. Патерналистская утопия и этническая реальность. Чеченцы и ингуши в сталинской ссылке, 1944-1953 // Вестник архивиста. 2003. №.3-4. С. 259-261.
59. Там же. С. 280.
60. Земское В. Н. Спецпоселенцы. М.: «Наука», 2003. С. 254.
61. В 80 % наиболее серьезных инцидентов, о которых министр внутренних дел сообщал Хрущеву в 1954-1958 гг. участвовали чеченцы и ингуши // Козлов В. А. Цит. соч., прим. 21. С. 100-104.
62. 15 % территории бывшей автономной республики стали предметом раздела соседних республик Дагестан, Северная Осетия и Грузия. Наиболее серьезные территориальные конфликты, в которых друг другу противостояли чеченцы и осетины, возникали по поводу Пригородного района, до 1944 года принадлежавшего Чечено-Ингушской автономной республике, но в 1957 году уступленного Северной Осетии. Стычки осетин и ингушей здесь продолжались на протяжении 60-70-х годов.
63. Среди дагестанцев кандидатов на выезд (60 000) было в 3 раза больше, чем предполагали власти в Чечне // Козлов В. А. Цит. соч. С. 130.
64. Цит. по: Козлов В. А. Цит. соч. С. 120-121.
65. В течение первого квартала 1957 года, то есть в первые три месяца после выхода постановления Президиума Верховного Совета СССР от 7 января 1957 года, 34 600 депортированных чеченских и ингушских семей (около 152 тысяч человек) отправились в обратный путь. Центральные власти рассчитывали на «организованное возвращение» в течение 1957 года 17 тысяч семей.
66. Козлов В. А. Цит. соч. С. 107-110.
67. Среди наиболее серьезных инцидентов отметим те, что имели место в Грозном в июле 1958 года / Козлов В. А. Цит. соч. С. 240-260.
68. О возвращении украинских и прибалтийских националистов см.: Weiner A. The Empires Pay a Visit. Reform, Revolt and Rebirth in the Soviet Western Frontier. 1956-1957. Сообщение, сделанное 14 октября 2003 года.
69. Согласно докладу министра внутренних дел Украинской СССР от 10 октября 1956 года, подавляющее большинство из 45 тысяч украинских «националистов» вернулось в родные деревни, не пытаясь устроиться в городах, что означало бы, что они хотят порвать со своей средой и корнями.
70. См.: Weiner А. Цит. сообщ.
ГЛАВА 19
История «проекта секретного доклада». О чем кричала и о чем молчала Комиссия Поспелова, январь-февраль 1956 года*
31 декабря 1955 года, за шесть недель до открытия XX съезда КПСС, Президиум Центрального Комитета постановил создать «Комиссию по установлению причин массовых репрессий против членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранных на XVII съезде партии».
Эта Комиссия, состоявшая из четырех представителей партийного руководства (секретари ЦК КПСС П. Н. Поспелов и А. Б. Аристов, председатель ВЦСПС Н. М. Шверник, заместитель председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС П. Т. Комаров)1, должна была подготовить свой доклад к 9 февраля 1956 года. Этот текст объемом в 70 машинописных страниц послужил Никите Хрущеву «основой» для его знаменитого «секретного доклада», по крайней мере для центральной его части, посвященной годам «Большого террора»2.
Недавно опубликованное сообщение Комиссии3 интересно во многих отношениях. Оно вскрывает, прежде всего, внутреннее противоречие, заложенное в самой цели этой Комиссии: установить причины массовых репрессий против нескольких десятков партийных руководителей!
Проект «секретного доклада» XX съезда
Из 70 страниц текста около двух третей посвящены репрессиям против членов Центрального Комитета, избранных на XVII съезде партии в 1934 году (98 из 139 были арестованы и расстреляны), а также некоторых «старых большевиков»4 и высокопоставленных членов сталинского руководства, таких как Павел Постышев, Роберт Эйхе, Ян Рудзутак, Влас Чубарь, Моисей Рухимович5. Все эти «честные, преданные делу коммунизма деятели партии» были
413
вынуждены, объясняла Комиссия, под пытками признаваться в мифических преступлениях. Эти «грубейшие нарушения социалистической законности» были делом рук сотрудников «выродившегося» и «преступного» НКВД, возглавлявшегося Николаем Ежовым (до ноября 1938 года), затем другим «врагом народа» Лаврентием Берия. Естественно, такого рода «позорные дела» могли иметь место не только с санкции, но и «по прямым указаниям» Сталина.
Всю эту аргументацию — не говоря уж о целых параграфах из текста Комиссии — Никита Хрущев широко воспроизводил в своем «секретном докладе»6.
Впрочем, на двадцати страницах материалов, подготовленных Комиссией, были приведены и другие крайне важные факты, которые Хрущев опустил. На этот раз речь шла не только о репрессиях, направленных против коммунистического руководства, но и о массовых репрессиях, которые в 1937-1938 годах привели к аресту 1 548 366 человек, из которых 681 692 были расстреляны. Данные Комиссии основаны в первую очередь на докладной записке, направленной 5 января 1954 года министром внутренних дел С. Н. Кругловым Георгию Маленкову и Никите Хрущеву. В этом совершенно секретном донесении, составленном начальником первого спецотдела Министерства внутренних дел, полковником Павловым, содержалась информация по количеству арестованных, приговоренных и казненных различными внесудебными инстанциями, находившимися в ведении органов госбезопасности в 1921-1953 годах: более 4 миллионов репрессированных, из которых 800 тысяч казнены. Примечательно, что комиссия Поспелова ограничилась лишь данными за 1935-1940 годы, соответствовавшим единственному периоду массовых репрессий, о котором можно было говорить («естественно», не упоминались самые ужасные и самые преступные периоды насильственной коллективизации, раскулачивания и великого голода 1932-1933 годов). Таблица, приводившаяся Комиссией для иллюстрации эпизода 1937-1938 годов, должна была служить основой главного тезиса доклада первого секретаря: об «исключительности» лет «Большого террора». Тем не менее, Хрущев не решился привести эти данные в своем «секретном докладе».
Таблица 1
Число арестованных органами безопасности в 1935-1940 годах
Год
1935
1936
1937
1938
1939
1940
Арестовано
114 456
88 873
918671
629 695
41627
127 313
Из них казнено
1 229
1 118
353 074
328 618
2 601
1863
414
Затем комиссия Поспелова посвятила с десяток страниц различным «репрессивным операциям» 1937-1938 годов. Она детально описала разработку и осуществление самой важной из этих операций, операции № 00447, так называемой «кулацкой операции», проведенной против целого ряда считавшихся «социально-опасными» элементов («бывшие кулаки, бежавшие из лагерей или трудпоселков», духовенство, бывшие члены небольшевистских партий, бывшие царские чиновники, а также «уголовники-рецидивисты» и «бандиты» и члены их семей, «способные на ведение антисоветской деятельности»). В материалах Комиссии был упомянут и принцип «лимитов» на арест и расстрел, выделявшихся Ежовым каждому региону (35 тысяч, например, Московской области, из которых 5 тысяч по «первой категории» — смертная казнь; 29 тысяч — Украине, из которых 8 тысяч по «первой категории»; 17 тысяч — Западной Сибири, из которых 5 тысяч — по «первой категории» и т. д.). Кроме того, было приведено множество ярких примеров того, как лимиты, установленные в начале операции, 30 июля 1937 года (258 950 лиц, «подлежащих репрессии», из которых 72 500 — казни), были значительно превышены вследствие общего соревнования, целью которого было превзойти первоначальный план: «те, кто первыми "выполняли лимит", считались "самыми бдительными"». Комиссия подчеркивала, что эти «дополнительные лимиты» должны были получать одобрение Николая Ежова — по согласованию со Сталиным. Среди других многочисленных документов того же рода, в материалы Комиссии было включено письмо наркома внутренних дел Сталину от 11 августа 1937 года, спустя 10 дней после начала «операции 00447»:
«Ввиду большой засоренности колхозов, совхозов и промышленных предприятий Западной области беглым кулачеством и другими контрреволюционными элементами, проявляющими большую антисоветскую активность, считаю необходимым увеличить число подлежащих репрессированию по Западной области бывших кулаков, уголовников и антисоветских элементов по 1 категории до 3000 человек, по 2 категории до 6000 человек.
Для Западной области было утверждено 1-я категория — 1000 человек и 2-я категория — 5000 человек.
Проект постановления представляю»7.
В сообщении Комиссии Поспелова приводились также детали других основных репрессивных операций 1937-1938 годов: № 00439, или «немецкая операция», № 00485, или «польская операция», № 00593, или «харбинская операция», а также «латышская операция», «финская операция», «румынская операция», «греческая
415
операция»8. В таблице подводился баланс этих «национальных операций» на 10 сентября 1938 года9.
Таблица 2
Итоги «национальных операций» на 10 сентября 1938 года
«Национальные операции»
Осуждено
Приговорено кВМН
Приговорено к 10 годам ИТЛ
Дела переданы в другие инстанции
Поляки
106 726
84 471
19 078
3 177
Немцы
31853
24 858
5 750
1 245
«Харбинцы»
30 938
19312
10 669
957
Латыши
17 581
13 944
2 741
896
Греки
11253
9 450
1553
250
Румыны
6 290
4 021
2 077
192
Финны
5 880
5 224
423
233
Эстонцы
5 590
4 672
625
293
Иранцы
2 180
908
1 154
118
Афганцы
691
99
400
192
Другие
9064
5 781
2 494
789
Всего
228 046
172 740
46 964
8 342
Эти национальные операции были направлены не только против советских граждан польской, немецкой, латышской, финской, греческой и других национальностей, но также против всех советских граждан, кто имел какие бы то ни было связи, будь то профессиональные, семейные или просто географические (в этом отношении были особенно уязвимы жители пограничных областей), со странами, считавшимися враждебными: с Польшей, Германией, прибалтийскими странами, Румынией, Японией.
Так, в докладе Комиссии Поспелова приводились категории населения, на которые была направлена «польская операция». Аресту подлежали:
- все бывшие польские военнопленные, оставшиеся в СССР;
- все оставшиеся в СССР польские беженцы;
- все польские политэмигранты;
- все бывшие члены бывшей Польской социалистической партии и в целом любой другой польской партии;
- все «наиболее активные» «националистические» элементы областей и районов СССР с преобладанием польского населения;
- все лица, входившие в контакт с работниками польского консульства или диппредставительства.
416
No comments:
Post a Comment
Note: Only a member of this blog may post a comment.